Содержание → Глава 14 → Часть 4
И то, что казак не у него просил дозволения, а у войска, и то, что этот казак был старый знакомец Гуляй-День, и то, что ему, гетману, помешали говорить, сразу спутало все мысли его и заставило почувствовать свое бессилие перед этим взбаламученным морем людей. Показалось на миг: вот началось то, чего он больше всего боялся, – гибельная утрата власти над казаками.
А Гуляй-День, стоя на лафете пушки, бросал короткие, полные укоризны слова. Слова эти были обращены к гетману, и казаки слушали их со вниманием, которое не предвещало доброго конца.
Голос Гуляй-Дня пробудил в памяти былое. Но Хмельницкий отогнал от себя воспоминания. Слушал не менее внимательно, чем казаки.
– Вот как ты, пан гетман, с королевскими воеводами поладил! Нас покинул! Отступился от нас! Забыл свои обещания? Себя и старшину вызволяешь, а нас знать не хочешь? Так говорю, казаки?
– Так! – ответил майдан одним вздохом. – Так!
– Ты сам, гетман, привел нас на битву, сам кликал нас вставать против панов, а теперь отдаешь нас, горемычных, на муки, под кнуты да палки, на колья и виселицы!
– Позор! – снова прокатилось по майдану.
– Вспомни, гетман. Желтые Воды, Корсунь, Пиляву, Зборов, – Гуляй-День загибал пальцы на руке, глядя в глаза Хмельницкому, – вспомни битвы тяжкие и тех, кто полег, добывая победу! Коли есть у тебя совесть, то скажи: почему отступился от слов своих? Почему только о старшине беспокоишься, а о нас не заботишься? Дай ответ, гетман!
– Дай ответ! – клокотал майдан. – Ответ!
Гуляй-День соскочил с пушки и исчез в толпе. Словно не он говорил только что, а его голосом говорили все казаки.
Солнце заливало лучами майдан. Пот струился по лицам. В тысячах глаз Хмельницкий прочитал осуждение, презрение, укор. И снова в нем пробудилась твердость и решимость, которые было покинули его. Услышал за спиной слова Капусты, обращенные к охране:
– Берегите!
Гневно кинул через плечо:
– Оставь, Лаврин, – и, повернув голову, увидел испуганные, бледные лица полковников.
Да, не эта кучка в красных кунтушах, что жмется за спиной у него, станет мощным его рычагом в борьбе за свободу края. Не они пойдут бок о бок с ним и будут ему вечной и непоколебимой поддержкой, а именно те, кто стоял теперь на площади, с возмущением глядя ему в глаза, – те, кто только что осудил его прямо и резко.
– Казаки! – начал гетман зычным голосом, и сразу будто ветром отплеснуло шум и крик. – Казаки! – повторил он. – Тяжкий и позорный мир подписываю я. Ваша правда! Но разве хотел я обмануть и обидеть вас? Если бы хотел того, не вышел бы к вам, на глаза ваши, боялся бы вашего суда и презрения. Но ведь я кость от кости вашей и плоть от плоти вашей. Все мы – сыны угнетенного и обездоленного народа, и не меньше вашего болею я за отчизну и волю!
Немного переждал, точно присматривался, какое впечатление будет от его слов. Казаки стояли, храня молчание.
– Верно сказал Гуляй-День, что вместе мы были в битвах тяжких, – продолжал Хмельницкий, – я вас не покидал, и вы меня. Почему же теперь хотите вы покинуть меня в трудный час? – Голос его звучал угрожающе и гневно. – Почему бросаете меня одного? Разве я от слова своего отступился? ..
– А двадцать тысяч реестровых? – перебил кто-то из толпы.
– Нынче двадцать, а завтра сто тысяч будет! – крикнул Хмельницкий. – Не обещал я вам рая на земле, ведя на бой за волю и веру. Наоборот, предупреждал, что, может, придется мертвые тела свои положить перед врагом. .. Но ныне нам мир нужен, мир всякой ценой! .. На севере могучие братья наши, люди русские. Подадут нам помощь они. Не одни мы на сем свете, не сироты безродные. Есть за нашей спиной царство Московское, а по правую руку – Белая Русь, по левую – Червонная. Кто одолеет такую силу?
Никто! Никогда на свете! Уступим нынче панам, чтобы завтра они нам уступили. – Знал, что говорит лишнее, ибо это уже было прямым нарушением договора, но говорил сейчас эти слова с твердою и непоколебимою верой. – Клянусь перед вами, казаки, что не покину вас и буду всеми способами и силами защищать свободу края нашего, свободу веры нашей, чтобы то, что замыслили мы под Желтыми Водами, до конца исполнилось. А если пошатнусь и отступлюсь, пусть презрение ваше тяжкою карою падет на мою голову и на головы сынов моих и пусть первый встречный вправе будет вонзить меч в мое сердце!
Закладки
- Лучшие дома были заняты полковниками, их сотниками и казаками,…
- – На гуте Гута – стекольный завод. , в Межигорье. За то,…
- . .. Невесте Мартына Тернового Катре снился сон. Видела широкое,…
- Гетманские полки возвращались на Украину. В поле под Збаражем…
- Раздумывая, шел следом за казначеем. Тот, отсчитав деньги,…
- – Купил именьице у одного шляхтича, земли немного, мельница,…
- – Как порешили, князь? – Посольство надо слать к гетману…
- В начале мая в Чигирине собрались полковники. Прибыл Данило Нечай…
- . .. Желтые листы пергамента оправлены в переплет из красного…
- Гуляй-День! И все! Так и живем. Ты это знать должен. Твои универсалы…
- Сухая осень сменилась дождями. Небо, покрытое серыми…
- Сказал это твердо, и видно было – от своего не отступится.…
- События развивались, как ожидал Хмельницкий. С юга подходила…
- Когда караульщики у ворот крикнули: «Казаки! », Галайда…
- – Счастье тебе! – Твое здоровье, Богдан, – сказал Морозенко.…
- Хмельницкий принял пернач. Поцеловал его на глазах у всего войска…
- Между тем у него мелькала другая мысль. Он смотрел…
- Выговский нетерпеливо пожал плечами. – ". .. не выказал…
Контактная форма
Для связи заполните все обязательные поля.
Обратная связь © 2010 — www.veniamin-voznanov.narod.ru